Иван Ильич поделился воспоминаниями о работе над картиной:
«Уже два десятка лет эта картина находится в Храме Христа Спасителя в постоянной экспозиции, в Зале Церковных Соборов.
Когда я оканчивал Институт им. Сурикова, мы с однокурсниками очень увлекались русской монументальной живописью, тем направлением в котором работал когда-то Александр Иванов, искавший важнейший сюжет в истории человечества и воплотивший идею написать «Явление Христа народу». Этой великой картиной, выразив, изобразив ключевой момент истории человечества.
И мы, тогда студенты, жили подобными размышлениями, увлекаясь на последнем курсе романтизмом в живописи, эпохой создания больших, исторических картин. Хотелось искать, пробовать свои силы.
Читали биографии великих, понимая сколько труда и усилий все стоило, мы осознавали конечно и всю свою ничтожность и несовершенство, а в то же время хотелось быть причастными к теме в своём поколении, в своём времени.
Эскизы стали появляться у меня постепенно, начиная с третьего курса. Суд над Сыном Божьим, Понтий Пилат, одиночество в толпе, древность Евангельской истории и начало новой эры Христианства – все эти темы вдохновляли на создание одного эскиза за другим, и к выпускному году диплом сложился из эскизов в такое полотно.
Я увлёкся тогда римскими портретами, искал, пытался всмотреться, помню, увидел тогда фильм Дзеффирелли «Иисус из Назарета». И вообще, шло какое-то движение к поиску Евангельского образа.
Интересно, что многие мои однокурсники начали этим буквально жить и писать картины на тему Евангелия. Новое веяние после советского времени.
Я своими руками, как умел, занялся изготовлением реквизита, который примерял на своих друзей-художников, соорудил подиум, чтобы снизу вверх посмотреть на фигуру Спасителя, римских судей и легионеров. Все мои друзья были очень увлечены и темой и процессом.
Теперь я вспоминаю те годы как очень счастливое время – мы засыпали и просыпались с мыслью о том, что ты будешь писать сегодня. Это одновременно и удовольствие и мучение такое творческое. Вдохновение ведь не приходит просто так, над его поиском тоже приходится поработать.
С Володей Штейном, моим однокурсником, мы делили мастерскую.
Он тоже как и я, писал Евангельский сюжет на диплом. Подрамники стояли друг напротив друга, его на одной стене, а мой на другой, и когда мы отходили от холста, чтобы посмотреть на него с расстояния, часто сталкивались спинами. Мы позировали друг другу для картин и работали практически круглосуточно с перерывами на сон. С утра приходили в мастерскую к холсту, к которому тянуло неодолимо, потому что с прошлого дня оставалось что-то, что казалось незаконченным или ошибочным. Нужно было срочно наверстать или исправить, рисуя с натуры руку или голову.
Если друзья или знакомые приходили нас проведать или полюбопытствовать, тут же превращались в группу воинов, на которых я надевал подобие римских доспехов, склеенных из картона, выкрашенных серебряной краской. Тут же появлялся и софит, который я закреплял на какой-то рейке, чтобы имитировать яркий солнечный свет, в котором стояли легионеры.
У Понтия Пилата был особый костюм, который я так же сделал сам для написания персонажа с натуры. Конечно, этот реквизит был условен, но ощущение было нужное, форма доспехов была сделана согласно книгам по реконструкции, которые мы тогда изучали. Это была интересная и захватывающая работа, помогающая погрузиться в эпоху, в события.
Такой ракурс чуть снизу, когда зритель должен быть частью толпы, а Спаситель и группа римлян в ракурсе снизу на этом знаменитом лифостротоне, который был римским судилищем. Такая идея у меня была почти сразу, но ракурс к диплому еще усилился. Решение это было принято после трех больших, метровых и больше, эскизов. Эскиз вполне мог стать законченной картиной, но мне чего-то не хватало, хотелось, чтобы дипломная работа была масштабнее. И когда я собрал подрамник и натянул холст, то помню , что пришел в ужас от размера 3,60х4,80. Белый холст на тяжелом подрамнике побуждает к действию, но и пугает своей такой белоснежной огромной поверхностью.
Но, по старинушке, по квадратикам, было все перенесено с эскиза, тогда еще не было проекторов, которыми сейчас пользуются активно художники.
По заветам старых мастеров было перенесено все с эскиза по квадратам. Потом все отрисовывал, потом сделал общий тон, имприматура песочная, и холст преобразился в такой тепло-золотистый с проглядывающим рисунком. Ну а потом надо было начинать: это небо, силуэты фигур…
Достаточно серьезные физические усилия нужны тоже - нужно перемещаться по всяким стремянкам и подиумам, работать необходимо очень быстро и активно и даже уснуть невозможно без ощущения того, что в сегодняшнем сеансе что-то произошло, с чем вот этот холст превратился в такое тональное пространство, куда должны встать фигуры. Хотелось наметить фигуры, контрастную светотень. Это все подгоняет с вечера до утра и заставляет утром прийти к повышенной рабочей активности, за день как можно больше сделать. Когда начинается детальная работа, ты начинаешь и во сне видеть эти детали. Это такое дорогое для художников чувство - когда начинаешь жить одной большой работой и темой.
И читаешь, конечно. Я ездил в метро и постоянно читал разные комментарии к Евангелию, исторические свидетельства, дневник врача Понтия Пилата, апокрифические Евангелия.
Интернета ведь не было, но была возможность найти все это на книжном развале, в библиотеке. У меня была также замечательная книжка «Иисус Христос в документах истории» - свидетельства исторические о Спасителе от апокрифических Евангелий до заметок врача Пониия Пилата и разных иудейских авторов.
Нужно пребывать в творческом тонусе, он тоже с боя берётся, как и все, что в жизни есть хорошего. Его надо как-то заработать, заслужить что ли, и нужно буквально буквально жить этим.
Может быть, сейчас я сделал бы что-то по другому, что-то переосмыслил, но тогда эта картина была написана молодым 25-летним художником, и это было первое обращение к большой теме, к большому холсту».
